205. BVerfGE 92, 1

205. BVerfGE 92, 1

(Sitzblockaden II / «Сидячие блокады» II)

Расширительное толкование понятия насилия в § 240 абз. 1 Уголов­ного кодекса в связи с проведением «сидячих блокад» нарушает положе­ния ст. 103 абз. 2 Основного закона.

Решение Первого Сената от 10 января 1995 г.

— 1 BvR 718/89, 1 BvR 719/89, 1 BvR 722/89, 1 BvR 723/89 —

[…]

ОСНОВАНИЯ

А.

Заявители жалоб были осуждены за совместное принуждение, совер­шенное посредством «сидячей демонстрации» перед военным объектом. Они заявляют о нарушении ст. 103 абз. 2 Основного закона. Заявители жалоб 3 и 4 заявляют дополнительно о нарушении права на справедли­вое судебное разбирательство согласно ст. 20 абз. 3 Основного закона.

[…]

Б.

Конституционные жалобы являются обоснованными.

I.

Оспариваемые решения земельного суда и высшего земельного суда нарушают ст. 103 абз. 2 Основного закона.

1. О значении ст. 103 абз. 2 Основного закона Федеральный Консти­туционный Суд уже высказывался во многих делах (последний раз в: BVerfGE 71, 108 [114 и далее]; 73, 206 [234 и далее]).

Согласно этой практике указанное положение содержит не только запрет обратной силы уголовно-правовых норм. Оно также обязыва­ет законодателя настолько конкретно описать условия наказуемости, чтобы сфера применения и пределы действия составов преступлений могли быть установлены из буквального текста либо по крайней мере посредством толкования. Эта обязанность служит двум целям. С одной стороны, она должна обеспечить адресатам норм возможность пред­видеть, какое поведение запрещено и подлежит наказанию. С другой стороны, она должна гарантировать, что решение о наказуемости по­ведения принято законодателем заранее, а не постфактум органами ис­полнительной или судебной власти. В этой связи ст. 103 абз. 2 Основно­го закона содержит строгую оговорку о законе, которая ограничивает суды по уголовным делам правоприменением.

Однако это не исключает использование понятий, которые в особой мере нуждаются в толковании со стороны судьи. И в уголовном праве законодатель сталкивается с необходимостью учитывать многообразие жизни. Кроме того, по причине общего и абстрактного характера уго­ловно-правовых норм неизбежно возникновение в отдельных случаях сомнений относительно того, подпадает ли определенное поведение под определенный законом состав. Однако, как правило, во всяком случае адресат нормы должен быть в состоянии на основании положения зако­на предвидеть, является ли поведение наказуемым. В пограничных слу­чаях, таким образом, должно быть возможно как минимум распознать риск наказания.

Для правосудия из требования определенности закона вытекает за­прет обосновывать применение наказания ссылкой на аналогию или правовые обычаи. При этом «аналогию» не следует понимать в узком техническом смысле; исключается скорее любое правоприменение, кото­рое выходит за содержание санкционной нормы закона. Поскольку пред­метом толкования норм закона может быть исключительно текст зако­на, он является решающим критерием: возможный смысл слова закона определяет крайнюю границу допустимой судейской интерпретации. Поскольку статья 103 абз. 2 Основного закона стремится гарантировать адресату норм возможность предвидеть наказуемость, границу следует определять с его точки зрения.

[…]

•  § 240 Уголовного уложения в отношении насилия совместим со ст. 103 абз. 2 Основного закона.

[…]

•  Напротив, толкование понятия насилия в § 240 абз. 1 Уголовного уложения судами по уголовным делам нарушает ст. 103 абз. 2 Основно­го закона.

[…]

а) В основе оспоренных решений лежит понимание понятия насилия, которое сформировалось в практике высших судов с течением времени.

[…]

Актуальный подход в судебной практике характеризует решение Фе­дерального Верховного суда 1969 г. по делу Леппле (Официальное собра­ние решений Федерального Верховного суда по уголовным делам (BGHSt) 23, 46 [54]). Согласно этому решению насилие по смыслу § 240 абз. 1 Уго­ловного уложения не предполагает «непосредственное применение физи­ческой силы». Достаточно того, что преступник, «лишь слегка приложив физическую силу», привел в действие у жертвы «психически обусловлен­ный процесс». Наказуемость решающим образом зависит от «силы […] психического воздействия». Такая интерпретация, которую обычно обо­значают как «одухотворение» или «дематериализация» понятия насилия, находит свое основание в стремлении эффективно защищать свободу во­леизъявления также и от таких уголовно наказуемых воздействий, ко­торые могут быть более утонченными, но столь же действенными, как применение физической силы (сравн. Официальное собрание решений Федерального Верховного суда по уголовным делам (BGHSt) 1, 145 [147]; 8, 102 [103]; BVerfGE 73, 206 [242]).

Это расширение понятия насилия судебной практикой является спор­ным как в уголовно -правовой, так и в конституционно -правовой литера­туре (сравн. многочисленные ссылки в: BVerfGE 73, 206 [232 и далее]). Ре­шение Федерального Конституционного Суда по делу Мутланген не при­вело к ожидаемому разъяснению ввиду равенства голосов в Сенате. […]

б) При повторной проверке Федеральный Конституционный Суд пя­тью голосами против трех пришел к выводу, что лежащее в основе оспо­ренных решений толкование понятия насилия несовместимо со ст. 103 абз. 2 Основного закона.

[…]

Статья 103 абз. 2 Основного закона устанавливает […] границы не только для дополнения состава преступления, но и для интерпрета­ции, расширяющей состав преступления. Толкование понятий, которы­ми законодатель обозначил подлежащие наказанию средства, не может приводить к тому, что установленное тем самым ограничение наказуе­мости в конечном итоге будет снова отменено.

Поскольку осуществление принуждения в отношении воли третьих лиц уже содержится в понятии принуждения, и обозначение определен­ных средств принуждения в § 240 абз. 2 Уголовного уложения обладает функцией отграничения наказуемых принуждений внутри совокупности всех мыслимых принуждений, насилие не может совпадать с принужде­нием, а должно выходить за его рамки. Поэтому изначально со средством насилия, в отличие от угрозы, связывалось представление о применении физической силы со стороны преступника. Принуждающие воздействия, основанные не на применении физической силы, а на духовно-душевном влиянии, могут при определенных обстоятельствах выполнить альтер­нативу состава преступления в виде угрозы, но не применения насилия. Судебная практика с тех пор придерживалась физического характера как признака насилия, но она настолько отказалась от признака проявления силы, что в настоящее время уже простое физическое присутствие в ме­сте, которое другое лицо хочет занять или осуществить через него про­ход, достаточно для наличия насилия как признака состава преступле­ния, если у другого лица вследствие этого возникает психологическое препятствие для осуществления своей воли.

Насилие как признак состава преступления, таким образом, настолько лишается своих границ, что в значительной степени утрачивает задуман­ную для него законодателем функцию по выделению наказуемых деяний среди необходимых, неизбежных или обыденных принудительных воздей­ствий на свободу воли третьих лиц. Он неизбежно включает в состав пре­ступления многочисленные, рассматриваемые как социально-адекватные варианты поведения, наказуемость которых исключается лишь через ис­правление оговоркой о предосудительности в § 240 абз. 2 Уголовного уложе­ния. Федеральный Верховный Суд поэтому посчитал необходимым противо­действовать расширению понятия насилия тем, что сделал акцент на «силе» психического воздействия. Тем самым функция разграничения обременяет­ся еще одним понятием, которое является еще более неопределенным, чем понятие насилия. Удовлетворительное разъяснение того, когда психическое воздействие является сильным, поэтому также отсутствует. В этой связи ссылка на исправление оговоркой о предосудительности не может исклю­чить сомнения с точки зрения правового государства, которые возникают в связи с расширением судебной практикой понятия насилия.

Следовательно, толкование понятия насилия в практике высших судов имеет как раз те последствия, предотвратить которые призвана ст. 103 абз. 2 Основного закона. Нельзя уже с достаточной уверенностью предви­деть, какое физическое поведение, которое психологически препятству­ет другим осуществить их волю, должно быть запрещено, а какое – нет. В той области, где насилие заключается только в физическом присутствии и принудительное воздействие носит исключительно психологический характер, наказуемость более не определяется законодателем в общем и абстрактном виде до совершения деяния, она определяется судьей в конкретном случае после совершения деяния на основании его пред­ставления о наказуемости деяния. Это открывает широкий простор при уголовном преследовании за принуждение. Различное отношение к бло­кадным акциям в знак протеста против атомного довооружения, с одной стороны, и блокадных акций против закрытия предприятий, повышения пошлин, сокращения субсидий или транспортного планирования, с дру­гой стороны, подтверждает это. На это также обратил внимание 4-й Се­нат по уголовным делам Федерального Верховного Суда в своей позиции.

Неопределенность, присущая расширенному понятию насилия, не от­пала и в результате устоявшегося с течением времени понимания его значения, тем более что Федеральный Верховный Суд в других областях, например в случае изнасилования, исходит из куда более узкого поня­тия насилия (сравн. Федеральный Верховный Суд, Новый юридический еженедельник (NJW), 1981, стр. 2204). Как показывают только что упо­мянутые примеры, уже сама наказуемость блокадных акций в качестве принуждения остается весьма неопределенной.

[…]

Наконец, расширение понятия насилия нельзя оправдывать и тем, что в противном случае могут возникнуть нежелательные пробелы в на­казуемости. Даже если бы было верно то, что поведение, охваченное расширительным толкованием нормы, так же является наказуемым, как и несомненно подпадающее под ее действие поведение, устранение этого пробела в наказуемости остается задачей законодателя (сравн. BVerfGE 71, 108 [116], со ссылками на другие источники).

Необходимое ограничение понятия насилия в § 240 абз. 1 Уголовного уложения должны осуществлять, в первую очередь, суды по уголовным де­лам, а не Федеральный Конституционный Суд. Данное решение не касается вопроса незаконности «сидячих демонстраций» согласно другим нормам.

[…]

Особое мнение судей Зайдл, Зёллнер и Хааз по решению Первого Сената от 10 января 1995 г.

— 1 BvR718/89, 1 BvR719/89, 1 BvR722/89, 1 BvR723/89 –

То, что суды по уголовным делам в исходном процессе рассмотрели «сидячую блокаду» как совершенное с применением насилия по смыс­лу § 240 абз. 1 Уголовного уложения принуждение, не нарушает ст. 103 абз. 2 Основного закона.

1. […]

а) Однако в соответствии с целью § 240 Уголовного уложения, кото­рый стремится защищать свободу основанного на воле решения и воле­изъявления (сравн. BVerfGE 73, 206 [237], со ссылками на другие источ­ники), насилие как признак состава преступления можно, по общему правилу, понимать только в смысле физического воздействия (относи­тельно данной составляющей понятия насилия сравн., например: Эн­циклопедия Брокхаус, 19-е изд., ключевое слово «насилие» / Brockhaus Enzyklopadie, 19. Aufl., Stichwort Gewalt), тогда как переносные значения, также охваченные понятием насилия в общем языковом употреблении (сравн.: BVerfGE 73, 206 [242 и далее], со ссылками на другие источники), исключаются. Однако цель нормы не требует дальнейшего разграниче­ния внутри этого узкого понятия насилия. Выход за пределы возможного буквального смысла признака состава преступления также не происхо­дит, если под насилием понимается физическое воздействие всякого рода, понуждающее жертву совершить действие, терпеть или бездействовать.

[…]

б) Посредством «сидячей блокады» на проезжей части создается физическое препятствие дальнейшему проезду подъезжающих машин. Блокада дороги с целью не допустить дальнейший проезд лиц, сидящих в машинах, является, таким образом, формой физического, а не только психического воздействия на основанные на воле решения и волеизъявление лиц, находящихся в маши­нах. Из этого же исходит Федеральный Верховный Суд в своем решении по так называемому делу Леппле (Официальное собрание решений Федерального Верховного суда по уголовным делам (BGHSt) 23, 46 [54]), на которое прямо ссылались суды по уголовным делам в исходном процессе при подтвержде­нии понятия насилия. Воздействие целиком зависит от созданной блокады.

Воздействие, в том числе психологическое, вытекает только из того, что подвергающееся принуждению лицо, находящееся в транспортном средстве, в случаях, в которых оно могло бы преодолеть физическое пре­пятствие посредством наезда на блокирующих, воздерживается от этого, потому что в противном случае оно могло бы их травмировать или даже убить. Этот психически обусловленный процесс хотя и является решаю­щим для успешного проведения блокады, однако он ничего не меняет в том, что сама блокада создает физическое препятствие. При данных об­стоятельствах не происходит выход за пределы возможного буквального смысла понятия насилия также и в связи с тем, что при оценке воздей­ствия средства принуждения решающим образом учитывается психиче­ский процесс, вызванный средством принуждения.

[…]

Список принятых сокращений

ВЗC – Высший земельный суд

ГГУ – Германское гражданское уложение

ЕКПЧ – Европейская конвенция по правам человека

ЕСПЧ – Европейский суд по правам человека

ЗТК – Закон о связи

ОЗ – Основной закон

РАЗИ – Закон об изменении и дополнении правовых норм, регулирующих вопросы садоводства от 28 июля 1969 г

РАСП – Закон о защите при расторжении договора и иные нормы, регулирующие вопросы садоводства

РАФ – Леворадикальная террористическая группировка «Фракция Красной Армии»

УПУ – Уголовно-процессуальное уложение

ФЗКС – Федеральный закон о Федеральном Конституционном Суде