Особый случай Корсиканской автономии (Франция)

Г. В. КАЗАНСКАЯ
«ОСОБЫЙ СЛУЧАЙ» КОРСИКАНСКОЙ АВТОНОМИИ
«Единая и неделимая» республика – это понятие, рожденное революцией 1789 г., до сих пор определяет административное, территориальное и, в известной степени, национальное устройство Франции. Такой «якобинский» подход к государству означает: полную централизацию управления с максимальным сосредоточением власти в Париже; отсутствие административно-территориального деления по национальному признаку; соединение понятия подданства с понятием национальности. Любой гражданин Франции считается по национальности французом, а не представителем того или иного этноса.
Долгие усилия жестко централизованного государства привели к повальной «франкизации» национальных меньшинств, самобытность и культурно-лингвистические особенности которых никогда не признавались. Повсеместно – в администрации, школе, церкви, военных структурах – господствует французский язык. Молодежь (за исключением сельской), как правило, не знает языка предков. Навязывание французского языка и культуры достигалось во многом силой. Так, в школах (особенно это стало широко практиковаться после второй мировой войны) учителя, присылавшиеся из других департаментов, запрещали ученикам пользоваться местным диалектом даже между собой. За нарушение следовало стандартное наказание – удар линейкой по рукам.
Значит ли все это, что проблемы национальных меньшинств во Франции исчезли? – Отнюдь нет. Особенно остро эти проблемы в наши дни проявились на Корсике, что объясняется совокупностью многих факторов – географических, историко-культурных, этнических, демографических и, конечно, экономических. Достаточно сказать, что указанный регион оставался самым бедным во Франции, доход на душу населения в послевоенные годы был здесь примерно на треть ниже среднего по стране.
Являются ли корсиканцы французами? Вопрос не праздный, он во Франции и особенно на Корсике всегда стоял довольно остро. Напомним, что географически от Франции остров удален более, чем от Италии (170 км и 83 км). С XIV столетия Корсика принадлежала Генуе. В XVII в. на острове началась война за независимость. Была провозглашена монархия, затем – республика. Национальный лидер Паскаль Паоли считал, что Корсика слишком мала, чтобы оставаться независимой. Поэтому, когда Франция выкупила остров у Генуи (1768 г.), а затем дала корсиканцам те же права, что и жителям континентальной Франции (1789 г.), Паоли отступил. После крушения конституционной монархии во Франции Паоли подарил Корсику Британской империи, в состав которой она недолго входила. Окончательно Корсика была присоединена к Франции в 1796 г.
Если считать всех родившихся на острове (или тех, у кого там родился отец), общее число корсиканцев составит 400 тыс. человек. Две трети из них живут вне Корсики. Лишь 72% жителей острова являются его коренными жителями, остальные – иммигранты из Алжира и других бывших французских колоний или иностранные рабочие (на Корсике насчитывается 13% иностранцев – самая высокая цифра во Франции). Корсиканцы постепенно утрачивают свою «чистокровность», 82% из них заключают браки с жителями континентальной части страны. Карьеру они делают во Франции беспрепятственно и в самых различных сферах, особенно на государственной службе .
И, тем не менее, на Корсике развилось в наши дни одно из самых активных движений за автономию, использующее насильственные методы. Из каждых 100 корсиканцев в начале 80-х годов десять высказывались за автономию, двое – требовали полной независимости. В значительной степени основой для недовольства являлись социально-экономические причины.
С тех пор, как остров был присоединен к Франции, он так по-настоящему и не нашел своего места в ее национальной системе. Республика действовала здесь не лучше монархических режимов – центр всегда проявлял колебания в выборе политического статуса для Корсики и фактически мирился с ее экономическим застоем. Официальная Франция не знала, какую из двух линий принять: просто распространить на Корсику все французские законы или искать какой-то особый подход? У второй позиции есть то преимущество, что она позволяет «сбагрить» корсиканцам их собственные проблемы. Но такая позиция шокирует часть общественности на континенте, которая не понимает, почему корсиканцы должны иметь право на какое-то особое к ним отношение, даже на то, чтобы им дали «их независимость»?
Сменявшие друг друга в Париже правительства, не способные сделать принципиальный выбор, поддавались искушению не вмешиваться в ход жизни на острове. И лишь очередной взрыв насилия заставлял их действовать: прежде всего, увеличивать поток субсидий и дотаций, дабы купить спокойствие корсиканцев. Но механическое соединение этих двух подходов – политического и экономического невмешательства и финансового «орошения» – все больше и больше усугубляло нездоровую ситуацию. Жители острова теряли последнее уважение к Французской Республике. Ее все больше рассматривали как «корову», которую можно бесконечно доить.
Чтобы понять суть корсиканской проблемы, следует попытаться понять менталитет корсиканцев. Прежде всего, они гордятся тем, что являются корсиканцами. Это умонастроение рождает убежденность в том, что принадлежность Корсики к Франции – удача в первую очередь для Франции, а не наоборот. Во-вторых, корсиканцы в большинстве своем привязаны к родной земле сильнее, чем, быть может, жители других регионов Франции. У корсиканцев всегда в крови было и есть убеждение, что они составляют «корсиканский народ», хотя многим людям на континенте это казалось в лучшем случае удивительным, в худшем – несоразмерным с реальностью . И, наконец, трагическая и беспокойная история острова сформировала общество сложное, закрытое, жесткое, не чуждающееся насилия и вместе с тем очень чувствительное к любой несправедливости.
Постепенно, с 60-х годов нашего века, поворот Корсики к внешнему миру ослабил тиски, подорвал былое равновесие, хотя не разрушил старого. В репрессивных фазах отношений между Корсикой и континентальной Францией сменявшие друг друга министры внутренних дел страны смогли почувствовать силу традиционного «закона молчания» на острове.
Наиболее радикально настроенные корсиканцы в начале 60-х годов были всего лишь регионалистами. В начале 70-х они стали автономистами. Скольжение корсиканского общества в указанном направлении – в значительной мере результат того запоздалого шока, который был вызван вторжением темпов XX века в дедовский медленный ритм жизни на острове. Вслед за войной пришло обнищание, началась массовая эмиграция. Однако вопрос об обособлении почти не ставился – настолько силен был республиканский патриотизм корсиканцев, тем более что патриархальные структуры островного сообщества сомнению не подвергались. Эти структуры начали расшатываться с начала 60-х годов – с возникновением массового туризма, переселением на остров многочисленных сельских хозяев из Алжира, с проникновением на остров ценностей и соблазнов общества потребления. Кроме того, исход населения в предыдущие годы привел к демографическому спаду. На эту дестабилизацию многие корсиканцы начали отвечать требованиями обособления в различных формах. Промахи ряда французских правительств лишь ожесточали эти требования, которые стали подкрепляться насильственными актами.
В 1984 г. социалист Пьер Жокс сменил социалиста Гастона Деффера на посту министра внутренних дел. Ему понадобилось около двух лет, чтобы разобраться во всех сложностях корсиканской проблемы и осознать, насколько трудны пути разрешения их. После переизбрания на президентский пост в 1988 г. Франсуа Миттерана Жокс отправился на Корсику, а затем, заручившись поддержкой президента, выступил с призывом «проявить чуткость» в отношении корсиканской проблемы.
Грубейшей ошибкой правительства социалистов было то, что оно первоначально не прислушалось к мнению Жокса, посчитало, что корсиканскую проблему можно решить «обычными», т.е. «пожарными» способами, проявляя «твердость». Когда на острове в начале 1989 г. вспыхнул конфликт чиновников, требовавших надбавки к жалованию за «островное положение», Жокс был сторонником гибкой позиции. Премьер Мишель Рокар не разделял его точки зрения. Опасаясь, что требования чиновников перекинутся на континент, Рокар повел дело к тому, чтобы взять бастующих на измор. В конечном счете, чиновники возобновили работу, и назначенная им надбавка была гораздо меньше той, на какую они претендовали вначале. Но это не предотвратило насилие (в том числе попытку, правда, неудавшуюся, похитить префекта Верхней Корсики). И главное – националисты вышли из конфликта окрепшими. Потеряв несколько месяцев, Рокар признал ошибку – согласился, чтобы Жокс снова взял в свои руки решение проблем Корсики.
Ключевым положением в программе Жокса стало определение «корсиканский народ», из-за которого вспыхнула острая полемика. Французам, сторонникам централизованной системы, это признание самобытности показалось недопустимой уступкой: а почему в таком случае нет понятий «бретонский народ», «эльзасский народ» и т.д.?
В конце концов программа была сорвана, одновременно оказалось сорванным и перемирие с сепаратистами. Рано утром 12 сентября 1990 г. жителей Бастии разбудили взрывы бомб, подложенных к зданиям четырех банков. За этим последовали еще два взрыва пластиковых бомб. Что же произошло в подпольном движении за независимость Корсики? – Оно начало свою партизанскую деятельность еще в середине 70-х годов, когда в Алерии были убиты два жандарма, которые пытались освободить ферму француза-махинатора от захвативших ее «борцов за автономию». Именно тогда путем слияния двух старых движений – «Джустиция Паолина» и «Корсиканский крестьянский фронт освобождения» был создан «Фронт национального освобождения Корсики» (ФНОК). Постепенно цели его становились все более конкретными: борьба против «колонизации» острова, в первую очередь – туристической индустрии. Каждое лето сюда приезжают на отдых 1,5 млн. человек: туризм – основной источник богатства и развития для Корсики. Но вот тут-то и возникают проблемы: структуры, необходимые для «европейского курорта», почти полностью оказались в руках не коренных жителей, а «иностранцев» – французов и не французов. Они заливают цементом пляжи, строят гостиницы и пансионаты, нарушая (часто – при соучастии местных властей) законы об охране окружающей среды, действуя вопреки всем правилам и нормам, которые соблюдаются, например, на Лазурном берегу. Таким образом, появляется теневая экономика, при которой с острова уплывают почти все деньги, выжимаемые у туристов. Расплачиваться же за все приходится исключительно рядовым корсиканцам. За тремя месяцами полной занятости следуют девять месяцев вынужденного безделья. Неорганизованный туризм является к тому же почвой для рэкета, для торговли наркотиками.
В июне 1988 г. центральным властям удалось достичь перемирия с ФНОК, запрещенного за пять лет до того; правительство объявило амнистию и обещало разработать программу развития Корсики, предоставив ей автономию, ФНОК же отказался от насильственных действий. После срыва программы, разработанной Жоксом, за первыми взрывами в сентябре 1990 г. по Корсике прокатилась целая волна террористических актов. Это, в свою очередь, привело к расколу в рядах ФНОК на ненасильственное крыло, выступавшее за сохранение перемирия, и сторонников вооруженной борьбы. Свои боевые акции они отличали буквой R – начальной буквой французского слова Resistance – «Сопротивление». Но в то же время бунт приобрел более современные формы, приспосабливаясь к информационному обществу: не только надписи на стенах «Французы, вон!», но и пресс-конференции по телевидению. Вооруженные боевики в капюшонах объясняли перед телекамерой свои цели – освобождение Корсики от «колониальной эксплуатации», от «наступления цемента», от попыток превратить остров в «европейский курорт».
Националистические чувства, озабоченность деградацией родной природы, воспоминания о прошлом величии, ощущение островного одиночества, социальный гнев – таково пестрое сочетание «факторов» борьбы, в которую были вовлечены тысячи юношей и девушек, людей более старшего возраста. Большинство из них принимали то или иное участие в деятельности подпольных корсиканских формирований. Но действительно ли подпольных? «В определенной степени, – признавали местные должностные лица, – наш остров – это своего рода большая деревня, где, в конечном счете, все узнают все!». Трудно назвать «подпольными» группы, которые устраивали продолжительные и многолюдные пресс-конференции, которые действовали, опираясь на активную поддержку населения, вербуя сторонников в барах и храня оружие и взрывчатку в своих хозяйственных постройках.
Террористические акты в начале 1991 г. (взрывы принадлежащей «чужакам» собственности) возродили, особенно в Париже, забытые кошмары и страх, что корсиканский знак «R» станет таким же зловещим символом насилия, как «ИРА» в Ольстере и «ЭТА» в Стране Басков, что развитие событий на острове пойдет по сицилийскому образцу. Именно по такому образцу, ибо на Корсике активизация сепаратистского движения отнюдь не отменила старого закона кланов, по которому продолжают жить мафиозные структуры. Хотя, конечно, Корсика весьма далека от промышленно-финансового уровня, достигнутого Сицилией. Здесь законы клана действуют в таких вопросах, как землепользование, крестьянская жизнь, собственность, кровная месть за нанесенное оскорбление. На Корсике правовое государство – это «скорее цель, чем реальность», – признал генеральный прокурор Бастии. Клановое мышление, «нормальная» преступность, насилие как метод борьбы за свои права слились воедино на Корсике, создав горючую смесь.
Конец 1990 – начало 1991 г. ознаменовались расколом не только во ФНОК, но и в другом сепаратистском движении, где сторонники вооруженной борьбы добились большинства и создали новую организацию – «Корсиканское движение за самоуправление». Таким образом, окончание перемирия совпало (или было им вызвано?) с расколом единства движения за независимость. Оно разделилось на четыре организации: две из них высказались за легальные политические действия, а остальные – за вооруженную борьбу.
На фоне обострения ситуации на острове своим чередом шли в Париже политические баталии вокруг предложенной Жоксом программы предоставления более широкой автономии Корсике. Справедливости ради следует отметить, что шли они в условиях непонимания большинством французов требований корсиканцев. Вот как объяснил причину этого автор книги «Корсиканский комплекс» Г.-К. Кулиоли, сам корсиканец: «Существует глубокое культурное различие между областями Севера и средиземноморскими районами страны. Во Франции еще с эпохи крестовых походов возобладала культура Севера. К тому же это единственная европейская страна с очень централизованной системой, ее политические деятели никогда не понимали стремления к автономии. Именно поэтому требования корсиканцев постепенно приобретали все более радикальный характер: от регионализма к автономии и затем к движению за независимость» .
Процесс обретения Корсикой автономного статуса занял немало времени (октябрь 1989 – май 1991 гг.), ибо он натолкнулся на ряд конституционных проблем: впервые часть территории метрополии должна была получить специфические институты, даже специфическое право.
Создавая новую территориальную административную единицу, Жокс ссылался на статью 72 Конституции, разрешающую образование такой единицы, руководствовался примером Французской Полинезии – автономия в рамках республики, – чтобы обойти препятствие, каким стала бы необходимость обосновать введение особых правил в «обычном» регионе. С другой стороны, подчеркивалась цель правительственного проекта – дать будущим корсиканским автономным институтам средства и рычаги для того, чтобы помочь развитию экономики острова, на которой неблагоприятно сказываются его географическое положение и демографический спад.
При разработке документа развернулась напряженная борьба крайних точек зрения вокруг условий «территориальной связи», т.е. льготных тарифов морского и воздушного транспорта, связывающего остров с континентом.
Правительственный проект для Корсики поднял вопрос, который всегда был предметом спора между «якобинцами» – централизаторами и «жирондистами» – федералистами: допускает ли провозглашаемый в статье 2 Конституции принцип неделимости республики, чтобы какая-либо часть территории метрополии располагала специфическими институтами?
Как и следовало ожидать, при обсуждении в Национальном собрании наиболее острая дискуссия развернулась по первой, основополагающей статье законопроекта, дающей определение понятию «народ». Перспектива отклонения законопроекта явно не устраивала правительство, поэтому оно решилось пойти на некоторую уступку оппозиции, внеся в указанную статью существенное дополнение о том, что корсиканцы являются неотъемлемой частью французской нации.
Важную роль в разрешении спора сыграл Конституционный Совет – государственный орган, контролирующий соответствие проектов законодательной власти конституционным нормам. Совет заявил, что простое упоминание в законе о «корсиканском народе» противоречило бы Конституции, согласно которой население республики представляет собой единый французский народ.
В итоге эта статья была одобрена (309 голосами, в основном социалистов и коммунистов, против – 263) в следующей формулировке: «Французская Республика гарантирует… корсиканскому народу – составной части французского народа – право на сохранение его культурных особенностей и на защиту его специфических социальных и экономических интересов, … если они не наносят ущерба национальному единству и целостности Франции».
В 1991 г. Корсика становится новым территориальным образованием. Исполнительная и законодательная власти (Исполнительный Совет и Собрание) здесь четко разделены: если представители первой власти избираются в представительные учреждения, они не могут оставаться в исполнительных структурах. Исполнительная власть обладает правом приостанавливать действие актов Собрания, продолжительность его сессий строго ограничивается. Собрание может выводить в отставку Совет лишь при условии, что тут же изберет взамен его новый состав. Однако у председателя Совета нет права распускать Собрание. Данное право принадлежит лишь французскому правительству, которое, в свою очередь, может воспользоваться им лишь в том случае, если «нормальное функционирование Собрания представляется невозможным». Таким образом, единственной гарантией стабильности власти в автономии может быть прочное большинство в составе Собрания.
Закон 1991 г. обязывает центральные учреждения страны консультироваться с Собранием по всем вопросам, касающимся «специфического устройства» Корсики, оговаривает ее «культурную идентичность».
Новый статус Корсики не идет ни в какое сравнение со статусом традиционных регионов Франции. Он соизмерим только с тем, каким располагает после принятия соответствующего закона (1984 г.) Французская Полинезия. Однако между ними есть существенное различие. Заморская территория в Тихом океане обладает всеми полномочиями, за исключением тех, которые ограничительно резервируются за французским государством. На Корсике же ситуация прямо противоположная: здесь территориальная власть располагает полномочиями лишь в тех конкретных вопросах, которые закон передает ей. Все другие остались в компетенции Парижа.
Разумеется, сама по себе автономия Корсики не может решить стоящих перед ней проблем. Она лишь создает новые возможности для модернизации ее экономики, обновления политической культуры ее жителей, формирования демократически ориентированной и социально ответственной местной политической элиты. Будут ли эти возможности реализованы? Это зависит от расклада политических сил во Франции, где либералы, выступающие за широкие рыночные свободы, противостоят консерваторам-«государственникам», сторонникам традиционно сильной централизованной власти. Это зависит от зрелости политических сил на самом острове.
На какое-то время после учреждения автономии на острове насилие там прекратилось. Но затем «доступ к рычагам власти и ее кормушкам привел к разброду в рядах националистов». Их движение ныне «грешит мафиозным уклоном», «законы на острове попираются чуть ли не каждый день» . Вкладываемые в корсиканскую экономику государственные средства используются во многих случаях неэффективно и часто просто разворовываются. Кровь снова льется на Корсике. С начала 1995 г. в столкновениях между корсиканскими националистами разного толка погибли уже более десяти человек, среди них – несколько руководителей соперничающих организаций .
Послесловие от редакции. Включенные в данную рубрику статьи о принципах федеративного устройства Германии и Бельгии, национально-региональном развитии Испании и Франции подготовлены в рамках исследовательского проекта, осуществляемого в ИСПРАН. Почему специалисты Института обратились к опыту разрешения указанных проблем в этих странах? Дело в том, как считает руководитель проекта И.В. Данилевич, именно в Западной Европе наиболее отчетливо проявляются две мощные общемировые тенденции. С одной стороны – тенденция к интернационализации, международной интеграции (в т.ч. создание политических, экономических и социальных институтов межстранового и наднационального уровней), с другой – внутренняя децентрализация (автономизация и федерализация ранее унитарных государств, дробление власти, расширение прерогатив отдельных сообществ). В этом контексте проходит национальное и региональное развитие. Очевидно, что на такое развитие все большее влияние оказывают общеконтинентальные, общемировые потребности и императивы, а вместе с тем идет поиск наиболее удобных пространств – исторических, этнокультурных, географических – для осуществления социально-экономических программ и обустройства приватной жизни каждого западного европейца.
Одним из важнейших принципов демократически осуществляемой децентрализации становится субсидиарность (задачи, вполне решаемые на низшем уровне, не должны переноситься на уровень более высокий). Другая сторона децентрализации (а именно она делает данный процесс политическим) связана с поисками поддержки государственной политики снизу. Создаются новые механизмы участия граждан в управлении. Низовые самоуправленческие (территориальные или секторальные) объединения превращаются в звенья системы, связывающей администрацию с отдельной личностью. При этом сами подобные объединения остаются независимыми гражданскими структурами, не огосударствляются.
Децентрализация как механизм укрепления демократических основ государственной и общественной жизни занимает особое место в политике стран, осуществивших или осуществляющих переход от тоталитарных или авторитарных режимов к либерально-демократическим. Западноевропейский опыт говорит, однако, о том, что сама по себе демократическая система не может решить проблемы защиты национальных меньшинств или стимулирования развития отдельных, менее благополучных регионов. Для этого нужны особая политика государства, специальный подход к каждому «случаю» с его национальной или региональной спецификой. В то же время данный опыт показывает, что вполне возможно сочетание принципов либерализма, отстаивающего суверенность личности, ставящего права и свободы человека выше всего (в том числе и нации), и национально-государственной идеи, исходящей из приоритета государственных интересов всего политического сообщества (но уже не как этнического, а как территориального).
Ключевым в подходе к национально-региональным проблемам является упор на выработку механизма их решения. Во многих случаях такой подход заложен в самих конституциях, где нет жесткого обозначения, закрепления прав, компетенций отдельных территорий, этнических общностей и т.д. Но зато в основных законах фиксирован четкий и гибкий механизм решения межнациональных конфликтов и противоречий, разделения власти между центром и регионами, продвижения по пути самоуправления. Наконец, все большая часть решений в национально-региональной области носит превентивный характер, – они разрабатываются и принимаются тогда, когда зарождающиеся новые противоречия еще не угрожают политической стабильности, гражданскому миру. Там же, где государство опаздывает с развязкой указанных вопросов (именно так обстоит ныне дело в некоторых странах с выработкой новых законов о гражданстве, политическом убежище, иностранной рабочей силе и т.д.), общество потрясают взрывы национализма, сепаратизма, шовинизма, расовой нетерпимости, принимающие во многом иррациональный характер.
Вряд ли надо доказывать, что перечисленные выше проблемы важны и значимы для политической жизни России и других стран СНГ.