О предназначении «Журнала по исторической юриспруденции»

Фридрих Карл фон Савиньи

Предварительное замечание
Сначала это сочинение было опубликовано в «Журнале…» (т. 1, вып. 1, 1815, с. 1–17).
Его следует рассматривать с двух разных сторон.
I. Своим содержанием оно связано с несколькими другими работами автора, в которых он, как и здесь, излагал свои убеждения об истинной сути юриспруденции и о верном способе решения ее задачи. К ним относятся следующие работы:
1) сочинение «О призвании нашего времени к законодательству и юриспруденции» (Берлин, 1815), включая несколько дополнений к нему, которые добавились во втором и третьем издании;
2) «Система современного Римского права» (т. 1, Берлин, 1840) – как Предисловие, так и вторая глава первой книги, особенно § 15.
Все эти работы с самого начала, несмотря на все предостережения, стали объектом двоякого недоразумения, а оттого объектом разностороннего бесполезного и бесплодного спора. Первое недоразумение заключалось в том, что считали, будто автор вместе со своими единомышленниками якобы хочет видеть имеющим силу в юриспруденции только историческое направление, исключая все другие направления, особенно философское, практическое и т.д. Второе недоразумение заключалось в том, что считали, будто автор якобы стремится к единовластию Римского права, пренебрегая Германским правом. Непонятно прежде всего это второе недоразумение, которое снова и снова возникало в разные времена, ведь данное сочинение настоятельно и с особой теплотой призывает к обработке отечественного права, так как один из издателей журнала занимает первое место среди германистов и в этом журнале содержится ряд важных статей по обработке отечественного права.
II. Непосредственное же основание написания сочинения заключалось в том, что оно должно было послужить уведомлением и вступлением к журналу, который непрерывно существует вот уже 34 года.
Когда я оглядываюсь назад на этот долгий промежуток времени, то вынужден с благодарной радостью признать, что за это время наша наука разносторонне продвигалась вперед благодаря объединению благородных сил и преданной, преисполненной любви деятельности и что нашему журналу нельзя отказать в скромном участии в этом продвижении. Сочинение призывает, в частности, информировать о новых источниках, и надежда, скрытая в этом призыве, сбылась, как известно, неожиданно разносторонним, даже замечательным образом. И в этом отношении журнал оказался не праздным.
Оглядываясь назад на возникновение этого журнала, возникают также и грустные чувства. В разное время два замечательных человека: Гёшен и Кленце – оказывали самую преданную помощь в качестве соиздателей. Но они уже давно покинули наш круг, а с ними ушла и надежда на блестящие свершения, которых от них можно было бы ожидать.
На первый взгляд может удивить то, что в данном издании это сочинение помещено среди трактатов об истории Римского права, ибо только что было замечено, что журнал призван содействовать даже истории Германского права. Но это место здесь оправдывается тем случайным самим по себе обстоятельством, что подавляющее большинство сочинений, содержащихся в журнале, касаются истории Римского права.

———————————

То, что побудило издателей к этому совместному предприятию, – их полное единодушие относительно того способа, которым следует рассматривать и трактовать юриспруденцию. И вот в данном сочинении будет дан отчет об этом общем убеждении.
Тот, кто внимательно присмотрится к разнообразию мнений и методов, которые издавна господствовали среди немецких юристов, увидит, что их можно свести к двум основным классам, а самих же юристов, следовательно, к двум школам; лишь между ними можно предположить основное различие, тогда как все различия внутри этих школ могут считаться лишь условными и всегда связанными незаметными переходами. Ныне это главное отличие обычно высказывается определеннее и острее, чем прежде, и это Каждый должен осознавать полезным независимо от того, принимает ли он сам активное участие в этом споре или ожидает его развязки как спокойный зритель; ибо даже у зрителя теперь есть то преимущество, что он узнает подробнее то, что ранее долгое время от него могло быть сокрытым; узнает, к какой из сторон он сам относится по своим внутренним убеждениям и кого он должен считать единомышленником или противником.
Одна из этих школ получила удовлетворительное название исторической, зато для другой едва ли можно найти позитивное название, так как она сама по себе едина только в противопоставлении первой, а в остальном выступает в самых разных и в самых противоречивых формах и называет себя то философией и естественным правом, то здравым смыслом. Поэтому – за неимением иного термина – назовем ее неисторической школой. Однако противоположность этих школ юристов невозможно понять обстоятельно, пока взор будет ограничиваться лишь нашей наукой, ибо ей присущ скорее общий характер и она обнаруживается в большей или меньшей степени во всех делах человеческих, но сильнее всего во Всем том, что относится к устройству и управлению государством.
Стало быть, вот общий вопрос: как соотносится прошлое с настоящим, или становление с бытием? А вот об этом Одни учат, что каждая эпоха свободно и произвольно порождает самостоятельно свое бытие, свой мир, хороший и благополучный или плохой и неблагополучный в зависимости от степени своего понимания и силы. В этом деле не следовало бы пренебрегать и рассмотрением предшествующего времени, ибо по нему можно было бы узнать о том, как оно себя ощущало при своих порядках; история, следовательно, представляет собой собрание морально-политических примеров. И все же такое рассмотрение является только одним из многих вспомогательных познаний, а Гений мог бы, пожалуй, обойтись и без него.
Согласно учению Других, не существует совершенно отдельное и обособленное бытие человека, напротив, то, что может считаться отдельным, есть, если посмотреть с другой стороны, звено высшего Целого. Так, каждого отдельного человека одновременно необходимо представлять как члена семьи, народа, государства, каждую эпоху народа – как продолжение и развитие всех минувших эпох, и именно поэтому любое иное мнение, отличное от этого, является односторонним, а когда оно пытается утвердиться как господствующее, – неверным и пагубным. А если это так, то не каждая эпоха порождает для себя и произвольно свой мир – она делает это в неразрывной связи со всем прошлым. Тогда, следовательно, каждая эпоха должна признавать нечто Данное, которое, однако, одновременно является неизбежным и свободным: неизбежным – поскольку оно не зависит от особого произвола современности; свободным – потому что оно не было порождением какого-либо чуждого и особого произвола (как приказ господина своему рабу), а скорее было порождено высшей сущностью народа как Целого, находящегося в постоянном становлении и развитии. Ведь и современная эпоха представляет собой звено этого высшего народа, которое желает и действует в том Целом и вместе с ним так, что то, что дано тем Целым, можно также назвать и свободно порожденным этим звеном. Тогда история больше не является простым собранием примеров, а есть единственный путь истинного познания нашего собственного состояния. Следовательно, тот, кто стоит на этой исторической позиции, судит глубже, чем стоящий на противоположной позиции. Речь не идет о выборе между Хорошим и Плохим, будто признание Данного было бы хорошо, а его отбрасывание – плохо, но все же возможно. Напротив, такое отбрасывание Данного, строго говоря, вовсе невозможно – оно неизбежно господствует над нами, и мы можем только заблуждаться в отношении его, но не можем его изменить. Тот, кто так заблуждается и полагает, что осуществляет свой особый произвол там, где только возможна та высшая общая свобода, сам отказывается от своих самых благородных притязаний: холоп, мнящий себя королем, ибо он мог бы быть свободным человеком.
Было время, когда обособление Единичного от Целого реализовывалось строго и с большой уверенностью в своих силах – не только обособление современности от низко оцениваемого предшествующего времени, но и отдельного гражданина от государства. Вследствие печального опыта это последнее было признано неправильным и ужасным, и сколь бы многие до сих пор ни утаивали его в своем сердце и ни хотели бы осуществить его на практике, все же в теории едва ли кто больше осмелится на это. Совсем иное дело с названным обособлением современности от прошлого, которое и ныне повсеместно находит шумных и радостных приверженцев, хотя это совершенно непоследовательно – отбрасывать одно, признавая другое. Причина, по которой настолько дольше сохранился этот исторический эгоизм (как можно было бы назвать то первое обособление), нежели другой, заключается, пожалуй, в том, что столь многие (разумеется, даже не знающие об этом) свое собственное рассмотрение хода вещей смешивают с самим ходом вещей и приходят таким путем к ошибочному ощущению, будто мир возник с ними и с их мыслями. Понятно, что в целом никто не осознает, что оно остается в неясных ощущениях и обнаруживается лишь в совершенно отдельных случаях; то же, что это так, можно было бы доказать более чем одним литературным изданием.
Если это общее описание противоположности между историческим и неисторическим взглядами мы применим к юриспруденции, то определение характера двух вышеупомянутых школ не будет составлять труда. Историческая школа считает, что материал права дан всем прошлым нации, но не произвольно (так что он случайно мог бы быть таким или иным), а порожден самим существом нации и ее истории. Разумная же деятельность каждой эпохи должна быть направлена на проверку этого материала, данного с внутренней необходимостью, на его обновление и сохранение его живым. Неисторическая школа, напротив, считает, что право произвольно порождается в любой момент лицами, наделенными законодательной властью, совершенно независимо от права предшествующего времени и только согласно полному убеждению, которое несет с собой настоящий миг. То, стало быть, что в какой-либо момент времени не все право организуется по-новому и полностью отлично от предшествующего, эта школа может объяснить лишь тем, что законодатель был слишком ленив для того, чтобы как следует осуществлять свои обязанности; он, видимо, правовые мнения предшествующего момента случайно считал верными еще и ныне. Насколько глубок этот спор между обеими школами, поймет каждый, если попытается применить эти принципы к частному. Дело законодательной власти, дело судьи, особенно дело научной трактовки права – все это становится в корне различным в зависимости от одного или другого мнения. В действительности не встречаются такие разительные противоречия, часто результаты обеих школ выглядят скорее достаточно схожими; но это происходит из-за того, что в действительности часто действуют только согласно какому-либо непосредственному ощущению, забывая о принципе и последовательности.
Издатели этого журнала, которые с полным убеждением преданы исторической школе, желают своим общим предприятием способствовать развитию и применению взглядов этой школы – отчасти своими собственными работами, отчасти тем, что предлагают точку объединения друзьям, имеющим одинаковый образ мыслей. Подобное предприятие может начаться – с новыми надеждами – именно сейчас, когда самые благородные силы спасли наивысшие ценности нации. Ведь в последние печальные годы всякое историческое исследование, особенно отечественное, должно было вызывать грустные чувства, тогда как сейчас оно обрело новую и здоровую привлекательность. А издатели были бы особенно рады тому, чтобы им удалось дать новый толчок историческому исследованию отечественного права. Именно здесь еще остаются сокрытыми большие сокровища, настолько непознанные, что противники исторической школы всю свою враждебность обычно направляют против усердной обработки истории Римского права, обходя полным молчанием историю Германского права, будто она не существует, хотя таковая, если бы ее существование предполагалось, была бы им так же ненавистна, как и история Римского права, а, может быть, и еще более.
Эти рассуждения могли бы, пожалуй, стать поводом для литературной деятельности в целом; но почему была избрана именно форма журнала, требует отдельного объяснения. Кажется, что подобные преходящие, временные формы литературы именно в Германии больше не пользуются особой симпатией, которой они пользовались еще совсем недавно. И не вызывает сомнений то, что литература, основывающаяся главным образом на них, не является хорошим советчиком. Ибо непосредственно желаемой является обработка мыслей в большие контексты устойчивой формы, которые обычно называют книгами. Итак, если журналы дают возможность часто сообщать и о непродуманных, и об отрывочных идеях, что становится все более удобным, то вследствие этого будет предотвращено возникновение хороших книг, так что их, пожалуй, можно было бы назвать «уводящими от книг». Однако при правильном их применении они смогут подействовать именно в обратном направлении, следовательно, благотворно. Ибо переход отдельных идей в целые и хорошие книги – это постепенный и часто длительный процесс. Если же журнал стремится способствовать такому переходу, то его влияние может быть весьма полезным, так что и в этом, стало быть, все зависит от духа, который руководит издателями и сотрудниками. И по отношению к читателю именно особая форма журнала может заслуживать большой похвалы. Ибо в то, что литература народа не существует неподвижно либо частично или исключительно в отдельных книгах и ученых, что она, напротив, всегда порождается заново и движется всеми учеными в единении и взаимодействии с публикой, должен был бы верить, пожалуй, Каждый, а наметанный в литературе глаз увидит это, пожалуй, даже там, где это сделать труднее всего, а именно в современную эпоху истории своего народа. А для менее проницательных желательно какое-либо явное содействие названной вере. Подобное же содействие может быть оказано именно журналом, так как он благодаря явному единству издателей и сотрудников и частому изданию выпусками в состоянии вызвать живое впечатление о себе как об отдельных, завершенных книгах. Поэтому, кажется, особенно учащейся публике журнал сможет оказать хорошую услугу, если будет предотвращено вышеупомянутое злоупотребление, отчего и издатели в своем призвании учить усмотрели особый призыв к этому предприятию.
В таком предприятии, которое уже своим названием принадлежит эпохе больше, чем другие, вдвойне важна правильная оценка современной эпохи и ее отношение к предшествующим эпохам той же литературы. Издателям, пожалуй, поверят, что они весьма далеки от того мнения, что наступивший в юриспруденции «День» собирается изгнать господствовавшую до сих пор «Темную Ночь»; их защищает от этого исторический дух той школы, сторонниками которой они объявили себя выше. С другой же стороны, существует слепая переоценка прошлого, которая еще опасней, чем названное тщеславное самомнение, так как она полностью парализует силы современности; историческое понимание должно защищать даже от этого, если о нем не просто постоянно говорят, а оно осуществляется на самом деле. Так, недавно утверждалось, что бóльшая часть Римского права уже давно обнаружена и что в нем уже давно открыто все наиболее важное, а заслуга новейших авторов заключается обычно в выборе из уже имеющихся мнений и теорий, в лучшем случае поддержанных несколькими новыми основаниями, которые, однако, в большинстве случаев им снова дают древние юристы . Если бы это было так, то тогда занятие каким-либо ремеслом, в котором никогда не будет недоставать возможности получения собственных и новых знаний, было бы более достойно умного человека, нежели занятие нашей наукой. К счастью, это не так. Правда, величие цивилистов XVI в., на которых намекают в указанной статье, бесспорно, и, возможно, и в этом журнале представится случай восславить ту великую эпоху. В то время применение истории и филологии к нашей науке было новым, с каждым шагом открывались новые источники, и куда бы мы ни повернулись, с помощью новых знаний можно было доказать новые, никогда не подозревавшиеся связи. Из этого возникло юношеское чувство собственного достоинства, подкрепленное ошибочной, но совершенно естественной мыслью, что исследование могло бы и будет продолжаться в такой же мере и до беспредельности; так, наряду с великими, действительно найденными сокровищами существовало еще и предчувствие будущего несметного богатства, такого, которое возникло бы, например, обладай мы волшебной палочкой. Наша эпоха не может подражать той эпохе как в этом ощущении, так и во всеобъемлющей учености, и поэтому можно спокойно признаться в том, что отдельные юристы среди нас никогда не достигнут сияния тех великих мужей. Однако из-за этого время не стояло на месте, а благодаря тому воздействию, которое оказывает время в целом, ныне и в нашей науке возможны такие вещи, о которых не мог подумать XVI в. Кажется, что вообще отношение литературной эпохи к прошлому аналогично тому отношению, которое должен испытывать благонамеренный человек к своим современникам: с готовностью признавать любые чужие ценности, с открытым разумом и радостным восхищением любым величием, но с уверенным, спокойным ощущением своего призвания. А в отношении всех эпох истинно то, что Парацельс очень красиво говорит об отношении Ученика к Учителю: «Похвально и достойно рекомендации, чтобы начинающий Auditore и Discipulo воспитывался в добром доме и с добросердечием, пока он не станет Мастером в своей дисциплине и не будет готов покинуть школу и стать самостоятельным. Тогда его старые Учителя должны выпустить его из школы, ибо Ученики должны достичь в своей дисциплине большего, нежели Учителя, чтобы Учителя могли гордиться своими Учениками за то, что они добились большего, нежели их Учителя» .
Это те убеждения и намерения, с которыми мы беремся за настоящий журнал. Подробности содержания были уже объявлены следующим образом в объявлениях книготорговцев.
1. Трактаты по всем областям позитивной юриспруденции, преимущественно, однако, по Римскому и Германскому праву. Согласно своеобразному предназначению журнала в нем будут публиковаться только те сочинения, в которых вопросы толкуются с научной, прежде всего с исторической позиции; сочинения чисто практического содержания исключены.
2. Источники права. В этой рубрике будут сообщаться источники права, которые:
а) еще вообще не печатались, либо печатались с ошибками или не полностью, либо лишь в очень редких книгах;
b) могут быть напечатаны в двух или трех частях, не слишком стесняя прочее содержание;
c) интересны непосредственно в научном отношении.
Источники подобного вида всегда будут сопровождаться введением, в котором будет указаны их исторические и научные связи, а если покажется необходимым, то и переводом и пояснительными замечаниями.
3. Разное. В этой рубрике будут подаваться:
a) литературные заметки о редких и малоизвестных и малоиспользуемых книгах и рукописях;
b) статьи по юридической биографии и об истории учебных заведений;
c) критические замечания об отдельных отрывках из важных источников права, а также объяснения трудных отрывков подобного вида;
d) небольшие сочинения, цель которых – дать повод к исследованию определенных предметов.
4. Рецензии, однако только строго отобранные.
Большинство из того, о чем здесь заявлено, понятно само по себе; необходимы, кажется, лишь следующие поясняющие дополнения.
Трактаты составляют, как и полагается, главный предмет всего предприятия. Они ориентированы исключительно на научную, особенно на историческую сторону права, причем преобладающим может быть и метод, и действительное исследование фактов. Поэтому то, что касается так называемой практической цели, т.е. непосредственного и механического облегчения осуществления правосудия, исполнения должности судьи или адвоката, не входит в планы журнала. Однако издатели были бы поняты совершенно неверно, если бы это было истолковано так, будто в их планы входят только те работы, предметом которых является непосредственно история права согласно принятой классификации учебных предметов; напротив, сюда относятся также догматика и интерпретация, если они рассматриваются в историческом духе, так что, следовательно, не по самому предмету, а по взгляду на него и по его трактовке можно узнать, отвечает ли работа цели журнала или она ему чужда. Издатели далеки также от того, чтобы исключать любое практическое мнение из своих работ, как если бы занятие практикующего юриста и занятие наукой были противоположны друг другу по своему внутреннему духу. Это не так – только между историческим и неисторическим господствует абсолютное противоречие, зато занятие практикой может осуществляться с самым тонким научным пониманием (ведь в ответах древнеримских юристов в равной мере вызывают восхищение практический и исторический взгляды). Триумфом исторического исследования будет, если удастся Исследованное, как нечто Пережитое, изложить как просто непосредственно Созерцаемое, и именно в этом случае оба взгляда, исторический и практический, полностью пронизывают друг друга. Однако не всегда удается разузнать этот своеобразный дух истории, а намерение работать только ради такой награды, и не менее этого, неизбежно приводит к совершенно поверхностной трактовке, которая при пустом притязании на дух на деле более бесплодна, чем противоположное, совершенно материальное стремление. «Я вообще не встречал, – говорит Гёте, – более скверного притязания, чем то, когда кто-либо претендует на Дух, еще не поняв и не освоив Букву». Прежде всего хотелось бы пожелать каждому исследователю, с одной стороны, серьезности, стремящейся проникнуть в саму суть, а с другой – искренней скромности.
Каждый согласится с тем, что сообщение неопубликованных Источников – это первая из заслуг, которой можно добиться в области исторической науки. Но именно эта заслуга зависит от редких и счастливых случайностей. Поэтому настоящим призываем всех друзей нашей науки присылать издателям, даже без особого личного приглашения, все то, что им посчастливится найти из подобных источников. Преимущественно ими могли бы быть грамоты, если таковые могут быть поучительными для истории отечественного права.
Что же касается, наконец, Рецензий, то эта рубрика меньше всего нацелена на то, чтобы давать полный отчет обо всей юридической литературе, появляющейся со временем. Будут оцениваться только те отдельные труды, которые дадут издателям возможность сказать нечто особенное и полезное для науки. Но даже в таком ограничении эта часть предприятия не может быть совершенно бесполезной. Ибо хотя порой и появляются хорошие и основательные рецензии, все же в целом юридическая критика слишком похожа на счастье, которое, по высказыванию известного поэта,
«блуждает ощупью в толпе,
то юноши кудрявого
хватая невинную голову,
то старца повинную
лысую голову»,
с тем лишь отличием, что Счастье, как говорит поэт, раздает неповинную Смерть, Критика же – намного чаще незаслуженную Жизнь. И если издатели надеются, что будут отличаться от большей части наших рецензий своим непредвзятым, здравым суждением, то любой справедливо Мыслящий не сочтет их за это надменными и высокомерными.
Издатели не могут и не хотят обещать ничего по поводу того, как часто будет выходить этот журнал и как долго он просуществует. Они обещают только одно: он не будет выходить чаще и дольше, чем это может быть сделано с истинным желанием и любовью к делу. Будет ли в таком случае это предприятие длиться долго или недолго, в любом случае его задачу нельзя будет назвать неудавшейся.